Гуманизм, идеология, политика

Главы из книги «Основы современного гуманизма». М.: РГО, 2002

4.5. Гуманизм и идеология

Определить отношения между этими двумя явлениями культуры весьма важно, поскольку от этого зависит и понимание гуманизма, и отношение к нему, и технология развития, распространения, использования этого учения в социальной жизни, т.е. не только сама идея, но и статус гуманизма в обществе и в сознании индивида.

Чтобы лучше понять соотношение гуманизма и идеологии, нужно отметить существенные черты последней. Идеологии бывают разные. В основном – это политические и религиозные идеологии. Слово «идеология» буквально значит «учение об идеях». Но, как это нередко бывает, смысл слова претерпевал существенные изменения. Сначала его трактовали (скажем, Карл Маркс) как ложное сознание. Потом в рамках той же идеологической традиции Владимир Ленин пришел к убеждению, что есть только одна правильная идеология, марксистская, а все остальные – неправильные, ложные.

В широком смысле понятие «идеология» употребляется в качестве синонима слов «политика», «философия», «стратегия» или даже как «основание» и «план действия». Но не это является сущностью идеологии и, главное, ее реальной практикой, ее реальным действием и результатом в истории.

Имеются два главных признака идеологии: (1) ее коллективность и (2) ее принципиально безличный характер, расположение ее ценностного и нормативного центра за пределами индивида.

Специфична и главная функция идеологии: убедить ту или иную общность людей в своей истинности, мобилизовать и направить этих людей на совершение таких действий, которые приведут к господству идеологов и социальных институтов, ее представляющих, не только над обществом в целом, но в первую очередь над рядовыми приверженцами этой идеологии. Можно сказать, подспудная идеология всякой идеологии – власть.

Сказанное кажется слишком абстрактным, поэтому приведем несколько примеров. Цель любой партийной идеологии – убедить как можно большее число граждан в истинности именно этой идеологии и правоте соответствующих партийных идеологов и лидеров. Если идеологии приходится действовать в стеснительных для нее условиях демократии, то в лучшем случае цель может реализоваться в обеспечении максимального числа голосов в их пользу на выборах, затем большинство в представительных органах власти, которое сформирует правительство, и тем самым даст возможность победить в борьбе за политическую власть. И лишь от прочности демократических институтов зависит, не попытается ли победившая партия остаться у руля государства навсегда, увековечив тем самым власть над людьми самой идеологии.

Цель любой религиозной идеологии – подчинить своей власти как можно большее число людских душ, убедить их в том, что именно эта религия является единственно истинной, спасающей и дающей вечное блаженство в загробном мире. Задача религии как общественного явления – неуклонно обращать граждан в послушных прихожан своей церкви (мечети, синагоги, молельного дома и т.п.). Всякая религия (даже та, основатель которой провозглашал – «царство мое не от мира сего», «Богу Богово, Кесарю Кесарево» и т.п.) стремится оказывать как можно большее влияние на жизнь общества, все его социальные структуры: учебные заведения, армию, бюрократию и т.д., – чтобы в качестве духовной силы в итоге объединиться с государством как политической силой во имя господства над умами, сердцами и, добавим, в той или иной мере над кошельками граждан.

Это, впрочем, не исключает конкуренции церкви и государства за власть над людьми. Вся история феодальной Европы полна примеров этой борьбы. Выдающийся русский философ Владимир Соловьев даже изобрел два термина для обозначения возможной комбинации этих сил в борьбе за господство в обществе: «папоцезаризм» и «цезарепапизм». Первый означает верховенство церковной власти (ее олицетворяет папа, религиозный иерарх) по отношению к государству и его политической системе (ее олицетворяет цезарь – царь). Второй означает верховенство царя (государства) над папой (церковью). Папоцезаризм, по мнению Соловьева, преобладал в Западной Европе, цезарепапизм – в России.

Но как бы ни складывались церковно-государственные отношения, в любом случае это отношения идеологические в той мере, в какой политику государства определяют те или иные политические партии, а деятельность церкви – ее идеология, прежде всего, социальная доктрина.

Идеология
– это способ борьбы за умы и сердца людей, за власть;
– это способ удержания, сохранения и укрепления власти;
– это способ господства одних групп людей над остальными членами общества
.

Там, где власть идеологически самодовлеюща, где она выходит за пределы чисто административных (хозяйственных, координирующих) функций – там и подчинение, подвластные, подневольные люди. Там неизбежны несправедливость, неравенство и угнетение.

Именно в этом пункте мировоззрение и идеология принципиально противоположны. Отношения между мировоззрением и человеком не выходят за рамки личности. Здесь личность отвечает за свои поступки. Мировоззрение имеет личный характер. Отношение же между личностью и идеологией носит иерархический характер, поскольку идеология извне и свыше, т.е. от имени провозглашенной ею идеи или идеологов, вождей, лидеров, накладывает на человека требования выполнять определенные действия, помогающие этой идеологии (партии, классу, церкви) стать господствующей в обществе.

Личность здесь – не более чем орудие, винтик для выполнения тех или иных целей идеологии. Даже если сама партийная доктрина демократична и либеральна, в подавляющем числе случаев приходится констатировать, что стратегическая цель ее лидеров состоит в борьбе за власть, ее захват, укрепление и сохранение. В отношениях между личностью и идеологией первая всегда в подчинении у второй. Так было во все времена и у всех народов. Так есть и сегодня.

Когда власть господствующих идей над человеком ничем не ограничена, она оказывается такой жестокой, что за несогласие с ними человек может лишиться свободы и жизни. Во времена сталинских политических репрессий (30-е – 50-е гг. ХХ в.) в лагерях ГУЛАГа за инакомыслие или за подозрение в инакомыслии погибли более 30 миллионов человек. По некоторым данным с 1933 по 1953 гг. через сталинские судилища прошло приблизительно 53 миллиона человек.

Какие выводы отсюда следуют? Во-первых, необходимо проводить как можно более четкое различие между мировоззрением и идеологией. И отдавать себе отчет в том, что идеологическая часть нашего внутреннего мира управляется не нами, а извне.

Идеология – это реальный или потенциальный пришелец, враг нашего внутреннего мира.

Самое сложное в этой ситуации – отделить мое мировоззрение от руководимого извне идеологического содержания моего сознания. Это особенно трудно, когда я разделяю на уровне своего мировоззрения идеи, содержание которых не отличается от идейного содержания той или иной идеологии. Видимо, главным критерием их различения будет то внутреннее расположение, с которым я следую этой идее. Если с чувством свободы и собственной инициативы, с полным и ясным пониманием того, что я делаю – то, значит, я нахожусь в поле своего мировоззрения и не теряю себя. Если же я поступаю так по велению соответствующей идеологической организации, благоговея перед ее непостижимой моему разумению мудростью – то, безусловно, это веление уже лишило меня части свободы и достоинства, умалило дистанцию свободы между моей личной жизнью и моим поведением как члена партии или прихожанина той или иной церкви. Иначе говоря, человеку нельзя терять себя, нельзя полностью отдаваться, растворяться в чем бы то ни было – ни в идее, ни в социальных отношениях, ни в обрядах и ритуалах, ни, тем более (если все это не одно и то же) в толпе.

Впрочем, без самоконтроля и отчета в своих действиях само чувство свободного следования какому-либо предписанию, какой-либо идеологии может обманывать и приводить к беде, к рабству, особенно если это чувство обременено страстями. Одна из таких страстей – фанатизм. В жизни мы встречаем столько фанатиков идей! И не обязательно идей плохих, но и хороших. (Русский философ Николай Бердяев назвал последних фанатиками добра.)

Такой человек не в состоянии отличить свое личное мировоззрение от пришельца, идеологии, поскольку и его мировоззрение, и тем более идеология взяли верх над личностью, лишили ее свободы мышления, критичности и понимания того, кто хозяин во внутреннем мире человека: он сам или идеи его сознания. Поэтому и здесь должно срабатывать правило дистанции свободы.

Для человеческого Я недостойно отдавать себя, свою свободу и разум, врожденные чувства добра и справедливости во власть идей, тем более идеологий.

Вместе с тем, сохранение дистанции свободы не является самоцелью. Эта дистанция не должна быть столь трудно преодолимой, чтобы изолировать нас, лишать добрых связей и отношений с миром. Она не должна ввергать нас в индивидуализм, эгоизм и одиночество, как и в поверхностный нигилизм, высокомерную готовность отринуть любую мысль или ценность еще до того, как убедишься в их несостоятельности.

Но она не должна быть и слишком короткой, чтобы не давать возможность какой-либо идее или идеологии схватить нас за горло, лишить маневра и самостоятельности – еще до того, как убедишься в их правоте.

Внутренняя, потенциальная свобода человека абсолютна. Но во внешнем мире она встречается со свободой и правом других людей, с реальностями этого мира. И она разумным образом ограничивает (или должна ограничивать) себя во имя согласия и общения с другими. В случае с идеологией личность, определяя степень необходимой и достаточной обороны и собственной безопасности в отношениях между собой, своим мировоззрением и идеологией, выверяет допустимую меру добровольного ограничения свободы во имя идеологического долга. Например, политического или партийного. Это ограничение, подчеркнем, не должно ущемлять базовых ценностей человека или, тем более, унижать его, делать фанатиком, слепым исполнителем требований идеологии. Не стоит и говорить, что такое добровольное ограничение своей свободы в поступках не может делать человека проводником жестокостей или несправедливостей, осмысляемых, как «долг». У человека есть только один моральный долг – долг добра.

Еще одним способом нормализации отношения человека с идеологией является учет объективной справедливости, т.е. закона. С точки зрения объективного права, самое главное в отношениях между человеком и идеологией состоит в том, чтобы вся его деятельность, определяемая исповедуемой им идеологией, протекала в соответствии с законом, находилась, как сейчас говорят, в рамках правового поля.

Здесь необходимо отметить, что последнее правило имеет лишь весьма ограниченное действие в так называемых идеократиях – тоталитарных, неправовых государствах. Здесь закон воплощает собой не объективную справедливость, не здравый моральный смысл (так что даже незнание его не является для преступившего его ни юридическим, ни моральным оправданием) – но, поистине, узаконивает беззаконие, является тем же орудием идеологии. Фашистские деятели не выходили за рамки существующих в то время в Германии законов, однако, мир признал их повинными перед самой человечностью. Мы же имеем в виду те законы, которые отвечают духу естественного права, и которые наиболее точно представлены в законодательствах демократических государств.

Практически у каждого человека есть какие-то политические, религиозные или иные воззрения. В идеале наиболее гуманным будет частный, личный характер выражения религиозных и политических убеждений. Никого не должно интересовать ни то, что говорит верующий на исповеди своему духовнику, ни то, за какого кандидата, скажем, в президенты голосует гражданин во время выборов. Но это в идеале. В жизни все мы в той или иной мере социализированы, и потому совершаем те или иные общественные политические и религиозные (или нерелигиозные, светские) действия. Поскольку эти действия не насильственны, не носят откровенно оскорбительного характера для несогласных с нами, – короче говоря, поскольку они законны, – мы имеем на них и моральное право. Тем более, что от таких действий отнюдь не отказываются наши оппоненты.

Но независимо от нашей партийно-политической и конфессиональной ориентации никогда не следует забывать, что
всякая политическая или религиозная идеология, во-первых, предлагает человеку не равноправные отношения с самой собой, а отношения подчинения и служения и, во-вторых, не носит универсального, общечеловеческого характера.

Достаточно только взглянуть на обилие религиозных верований, на множество политических партий и идеологий, чтобы усомниться в том, что среди них какая-то одна абсолютно истинна и должна, ради общего блага, стать общепринятой. Мир расколот, каждая социальная группа упрямо верит в свою истину, что время от времени ведет к религиозным и политическим столкновениям внутри общества или к войнам между государствами. Это, разумеется, нетерпимо и с этим необходимо бороться в рамках правового поля.

С другой стороны, многообразие идеологий позволяет человеку думающему понять относительность, неабсолютную ценность любых религиозных и политических идеологий, безосновательность притязаний каждой из них на исключительное господство, а с тем и осознать и сохранить за собой право, свободу религиозного и политического выбора. Один из вариантов такого выбора – отказ от любой идеологии.

Относительность идеологий, их нестихающая вражда между собой невольно помогает человеку найти абсолютные, подлинные ценности. В этой ситуации особенно рельефно высвечиваются преимущества общечеловеческих моральных, гражданско-правовых и экологических ценностей, принципиально отрекающихся от всякого идеологического подтекста, имеющих смысл мировоззренческий и глубоко личный и вместе с тем – вселенский, универсальный.

Уместно в этой связи спросить: а может ли существовать гуманистическая партия и, соответственно, гуманистическая идеология?

4.6. Гуманизм и политика

Политика – это деятельность государства как системы социальных институтов, осуществляющих властные функции.

К политике относится и деятельность политических партий, борющихся за власть или осуществляющих властные функции. Действуя даже в интересах людей, как он их понимает, политик ставит себя в положение над людьми, манипулирует ими, и потому даже самая чистая политика заключает в себе что-то от макиавеллизма, от аморального принципа «цель оправдывает средства».

Гуманизм, безусловно, не есть политика, но он не чужд политики и не изолируется от политической жизни, ибо такая его самоизоляция лишь вела бы к торжеству антигуманного в обществе. Как говорят, если мы не будем заниматься политикой, то политика займется нами. Гуманизм разделяет и поддерживает такие политические ценности, как свобода, правовое государство и верховенство закона, демократия, социальная справедливость, право участия граждан во всех областях политической жизни, политический плюрализм.

Справедливое, демократическое и правовое государство – это одна из фундаментальных гуманистических ценностей человека и общества.

Однако гуманизм устанавливает свои собственные, особые отношения с политикой.

Во-первых, гуманизм – это мировоззрение надпартийного характера, поскольку он, позиционируя, рассказывая о себе, обращается ко всем гражданам через головы партийных лидеров и бюрократов, государственных деятелей и политтехнологов. Тем самым, как это указывалось выше, он выполняет общеполитическую гуманизирующую функцию, апеллируя к членам любых партий, к электорату в целом, к каждому избирателю в отдельности, к его лучшим гражданским, моральным и правовым чувствам.

Во-вторых, он общепартиен, поскольку обращается ко всем политическим партиям, будучи убежденным в том, что любая из них, если она уважает избирателя и закон, должна считать своим долгом включить в свою идеологию фундаментальные человеческие ценности.

В-третьих, гуманизм как общественное явление выполняет межпартийные функции, не давая борьбе идей и идеологий перерастать в войну между людьми и социальными классами.

Гуманизм – это единственно приемлемое морально-психологическое поле, на котором могут обсуждаться и решаться все политические разногласия и конфликты.

Другим таким полем – юридическим – является законный и справедливый суд, развитая демократическая судебно-правовая система страны.

В здоровом обществе все политические партии опираются на базовые ценности гуманизма. Этим, в конечном счете, определяется человечность общественно-политического устройства общества, его политического сознания.

Гуманность является главным критерием качества политической жизни и политических институтов общества.

Вместе с тем, гуманизм как социальное явление (т.е. гуманистические организации и движения) не может превращаться в политическую партию или идеологию, поскольку тем самым он предает себя как мировоззрение, теряет свои приватность, личностность, общечеловечность и универсализм.

Действительно, если гуманизм становится политической программой или идеологией, то из цели он превращается в средство борьбы за власть, которая по определению не может быть властью всех и каждого. У нее обязательно есть свои начальники и свои подчиненные, руководители и исполнители…

Любая попытка превратить гуманистическое движение или организацию в политическую партию или идеологию обречена на провал, на извращение гуманистических идеалов и реальных общественных функций гуманизма.

Все это не умаляет, но напротив, усиливает значение политической составляющей гуманизма. Это требует от организованных гуманистов делать все для того, чтобы превращать свое движение в возможно более влиятельную моральную силу общества.

Духовное ядро гуманизма как социальной силы, как коллективного мировоззрения должно быть моральной общественной силой. Ее общеполитическая задача – гуманизация политического сознания гражданина, практики политических партий и государства.

Суть коллективного гуманизма в том, что тут люди действуют сообща лишь постольку, поскольку сознательно разделяют его фундаментальные общеполитические ценности и принципы. Иначе говоря, у них есть область общего, на базе которого каждый и поступает в согласии с собой и другими.

Для члена партийно-политической или идеологической общности партия или идеология (соответственно, лидер, идеолог, вождь и т.п.) – это первичное, главное, приоритетное. Рядовой участник, член этого политического или идеологического движения – это что-то вторичное. Он выполняет долг, указание или команду идеолога, лидера, вождя, иерарха, авторитета… В этом случае человек, строго говоря, не несет ответственности за то, что делает по указанию сверху, но за то лишь, что добровольно согласился вступить в это сообщество и подчиниться его уставу. Аналогично, если будет доказано, что человек совершил какое-то уголовно наказуемое деяние в гипнотическом или кодированном состоянии, то, скорее всего, он будет освобожден от ответственности. Вменяемость предполагает, что человек находится в своем уме.

Человек гуманистического мировоззрения не снимает с себя ответственности за свою жизнь, свои убеждения и поступки, ни с кем и ни с чем не делится своими полномочиями. В гуманистическом движении нет и не должно быть винтиков или слепых исполнителей. Гуманизм – это мировоззрение высокого самосознания, зрелого, а применительно к России, можно сказать, и нового мышления. Как социальный феномен он представляет собой сообщество свободных и ответственных людей, защищающих и культивирующих естественно присущие всем морально здоровым людям ценности.

Валерий Кувакин

наверх