http://logic.ru/ru/node/413

Что нас объединяет. Мы оба* - реалисты: признаем существование мира вне и независимо от нашего сознания, признаем, что этот мир познаваем и преобразуем во благо человеку. Мы признаем также все достижения конкретных наук и все общечеловеческие нравственные ценности. Иными словами, мы свидетельствуем свое уважение к интеллектуальному, профессиональному и нравственному уровню друг друга.

Что нас разъединяет. Я не утверждаю ничего сверх того, что признаем мы оба. Вы дополняете принятую нами обоими картину мира гипотезой о Творце. Назовем вещи своими именами: это объективный идеализм. Отнимите постулат о Творце - и вы получите мой материализм.

Ваш тезис. Вы предлагаете обсудить вопрос: "может ли религиозное знание об устройстве бытия приравниваться к научным гипотезам". Здесь мне не все ясно. Что значит "приравниваться"? Признаваться научной гипотезой? Считаться равноправным конкурентом научной гипотезы?

На первый вопрос я отвечу отрицательно. Наука объясняет все события в мире естественными причинами. Дефинитивный признак такого объяснения указал еще Лаплас в знаменитом ответе на вопрос Наполеона, почему в его небесной механике не упоминается Творец: "Я не нуждался в этой гипотезе". Религиозное объяснение - это объяснение реальных событий в мире воздействием Творца, Бога, Мирового духа. Следовательно, научное и религиозное объяснение мира - это противоположности, А и не-А. Следовательно, научной гипотезой религиозное положение не может быть по определению. А вот конкурентом научной гипотезы, равным ей по правам, религиозное положение вполне может быть. Ведь статус гипотезы - это шанс оказаться как доказанной, так и опровергнутой.

И еще одно уточнение. Научное объяснение - это частный случай материалистического объяснения. Поэтому давайте упростим терминологию: договоримся противопоставлять религии (объективному идеализму) не науку как вид материалистического объяснения, а материализм в целом.

Общая платформа нашей дискуссии. Теперь нам нужно договориться о том наборе "признаваемых истин", которые позволили бы нам "понимать друг друга и признавать аргументы друг друга". Я предлагаю включить в их число следующие положения:

1. Сущности не должны быть умножаемы сверх необходимости. Если существует признаваемое нами обоими научное объяснение реально существующего явления, то религиозное его объяснение нами не рассматривается ни в качестве альтернативной теории, ни в качестве альтернативной гипотезы. Иными словами, я предлагаю включить в число наших совместных методологических принципов бритву Оккама. Я формулирую это предложение явно потому, что знаю теологов, которые не признают его [1].

2. Мы не рассматриваем факты, которые могут иметь только сверхъестественное объяснение, например, воскрешение смердящего Лазаря [2]. Когда-то такие факты встречались на каждом шагу. Сегодня о них практически не слышно. Если интересно, я мог бы предложить свое объяснение этого феномена. Но вместо этого я предлагаю простую конвенцию: в границах нашей дискуссии принимать религиозное объяснение факта в качестве альтернативы научной гипотезе только в том случае, когда научной теории, объясняющей этот факт, нет. Например, сегодня отсутствует доказанное научное объяснение того факта, что Вселенная взрывным образом неустойчива к численным значениям фундаментальных физических констант (масс электрона, протона, нейтрона, константы гравитационных, сильных и слабых взаимодействий), и поэтому любое изменение этих констант сделало бы возникновение человека невозможным. Это явление называют антропным принципом в космологии. Оно вполне может быть предметом нашего обсуждения.

3. Существует только то, что проявляется. На этом постулате, как известно, зиждется один из основных научных принципов - принцип наблюдаемости. Если я скажу, например, что на Красной площади стоит слон, которого нельзя ни увидеть, ни потрогать, ни услышать и т.д., а затем потребую, чтобы Вы приравняли это мое утверждение к научным теориям (гипотезам), Вы вправе отвергнуть это мое требование на основе данного постулата.

4. Тезис доказывает тот, кто его выдвигает. Вы пишете: "поскольку не-бытие Бога не может быть научно доказанным, содержащаяся в религиозном знании гипотеза о бытии Бога может оказаться истинной". Протестую! По своей логической структуре этот довод аналогичен следующему: поскольку человек не доказал свою невиновность, гипотеза о его виновности может оказаться истинной.

Для выдвижения научной гипотезы, как и для ареста по подозрению в совершении преступления, необходимы положительные основания. Тот факт, что обвиняемый не может доказать свою невиновность, а оппонент - опровергнуть выдвигаемый тезис, таким основанием не является. Моя гипотеза о слоне тоже не опровергнута. К тому же она и неопровержима.

Еще раз другими словами. В любом споре есть пропонент (держатель тезиса) и оппонент. Тезис доказывает тот, кто его выдвигает. Таков принцип любого диалога. В юриспруденции он формулируется как принцип презумпции невиновности. Пропонентом, держателем тезиса в нашей дискуссии являетесь Вы. Вы дополнили принятую нами обоими картину мира гипотезой о Боге. Доказывать не-бытие Бога - не моя задача. Требовать это от меня - значит "перекладывать на оппонента бремя доказательства" [3]. Разделение труда между нами просто и естественно: Вы формулируете тезис и приводите аргументы в его защиту, я их испытываю и в итоге соглашаюсь или не соглашаюсь с Вами [4]. Причем не согласиться с доказательствами - не значит признать тезис ложным. Это значит всего лишь признать его недоказанным.

Таковы четыре методологические конвенции, предлагаемые мною в качестве общей платформы нашей дискуссии. Если они принимаются, продолжим.

Суть наших расхождений в следующем. Я утверждаю, что все факты как известные, так и еще не открытые, будут объяснены наукой. Я признаю, что ею объяснены далеко не все факты. Я признаю также, на то время, пока их объяснения не найдены, право религиозного объяснения этих фактов на существование в качестве гипотезы, альтернативной научному объяснению.

Вы также признаете реальность фактов, для которых сегодня нет объясняющей их научной теории, утверждаете, что для многих из них ее не будет никогда, и предлагаете их религиозное объяснение: сначала - в качестве гипотезы, но в перспективе - и доказанной истины.

В защиту Вашей точки зрения говорит то обстоятельство, что факты, не объясненные наукой, постоянно открываются, в защиту моей - что они постепенно объясняются ею. Но этот двусторонний процесс бесконечен. Завершить его, т.е. выявить все факты и попытаться все их объяснить естественными причинами, может только демон Лапласа - ум, способный постичь бесконечное. Если бы по завершении этого процесса не оказалось ни одного факта, не объясненного наукой, гипотеза о существовании Творца была бы демонстративно опровергнута, если бы такие факты остались, - она оказалась бы демонстративно доказанной. Но мы с Вами таким способом наш спор решить не можем. Ни за какое конечное время ни мою, ни Вашу точку зрения не удастся доказать демонстративно. В который уже раз философский спор упирается в проблему познания бесконечности.

Hypothesis, episteme и doxa. Это, однако, не значит, что наша дискуссия не имеет смысла. Ее можно продолжить, но для этого придется радикально изменить метод аргументации. Между гипотезой (hypothesis) и демонстративно доказанным знанием (episteme) лежит обширная область мнения (doxa), в которой люди, в отличие от демонов Лапласа, ничего не могут ни окончательно доказать, ни окончательно опровергнуть, а могут только подтвердить или поставить под сомнение. Давайте понизим уровень своих претензий: придадим нашим тезисам статус мнений и перейдем от доказательств к доводам, а иногда и просто наводящим соображениям, цель которых - повысить доверие к своей позиции. Представим себе такой диалог между нами:

- Ну, хорошо, я не знаю сегодня, как научно объяснить антропный принцип в космологии. Давайте Ваше религиозное объяснение.

- Все от Бога.

Вы с возмущением отвергаете саму возможность такого ответа: "Объяснение: "Все от Бога" ничего не объясняет, т.е. лишено содержания и никак не проверяемо и не опровергаемо опытом". Прекрасно сказано, снимаю шляпу! Давайте скорее настоящее религиозное объяснение!

Увы! Это последняя страница Вашей статьи! А на предыдущих анализа собственного содержания религиозного знания, призванного доказать, что оно может "приравниваться к научным гипотезам", не наберется и на пару страниц.

Поскольку мы договорились "с предельной четкостью и открытостью" формулировать свои позиции, я сам отвечу на вопрос, чем настоящее научное объяснение антропного принципа отличается от фразы "все от Бога": ничем. И вовсе не от недостатка интеллекта или профессионализма: над разработкой религиозного мировоззрения веками работали лучшие умы Европы. Просто у теологии нет для решения именно научных проблем исследовательского аппарата, сравнимого по мощи с аппаратом современной науки. И когда она предлагает в качестве альтернативы научной гипотезе собственное объяснение, она объективно ничего, кроме фразы "Все от Бога", сказать не может. Этот факт можно замаскировать, "заговорить", но нельзя опровергнуть. Интеллектуальный и профессиональный потенциал теологии направлен на совершенно другие проблемы: спасения, свободы воли, тринитарную проблему и т.д.

Итак, научный и религиозный ответы на вопросы, перед которыми сегодня наука бессильна, не различаются по количеству заключающейся в них информации: сказать "не знаю" и сказать "все от Бога" - значит сказать одно и то же. Но они различны по своей методологической роли. Сказав "не знаю", ученый признает, что не справился с задачей, за решение которой ему платят деньги. Это создает состояние интеллектуального дискомфорта, побуждает к действиям. Сказав "Все от Бога", теолог исчерпал свою задачу. Ему, правда, еще нужно обосновать свой ответ, но это просто: возможно либо научное, либо религиозное объяснение, третьего не дано. Научное отсутствует. Следовательно, религиозное имеет право на существование. Это рассуждение по первой фигуре разделительно-категорического силлогизма: А или не-А; не-А ложно; следовательно, А истинно.

У такого доказательства три слабости. Во-первых, как известно, ложность не-А совместима с ложностью А. Во-вторых, ложность не-А обычно не доказывают, а трактуют как очевидную. Писано, однако же: "Бойся очевидности!". В-третьих, по своей пустоте это доказательство сравнимо только с доказательством от авторитета. Оба принуждают меня признать, что тезис верен, но совершенно не объясняют, почему он верен.

Принцип всесторонности обязывает меня обсудить и еще один аргумент в защиту права религии на вступление в "клуб" научных дисциплин - призыв к науке "на себя оборотиться". Вы подробно показываете, что ни одна научная дисциплина не соответствует критериям научности. Религия, разумеется, тоже. А раз так, то нет никаких причин отказывать ей во вступлении в "клуб". Странно: Этим аргументом можно пользоваться в разговоре с ректором какого-нибудь вуза: у вас тут все учатся по блату, так что и моего протеже примите без экзамена. Но на страницах "Вопросов философии" уместнее другая логика: поскольку ни одна наука не соответствует критериям научности, их нужно гнать из Храма Науки. В компании "изгнанных из Храма" в этом случае окажется и религия. Вас это устроит?

Резюмирую: научное знание об устройстве бытия базируется на успехах науки, религиозное - на ее неудачах. Ни то, ни другое ни за какое конечное время демонстративно доказать невозможно. Нужно предоставить право вере. Я верю в науку.

Но почему подавляющее большинство людей верит в Бога? Что их убеждает? Не Ваше же "Поскольку не-бытие Бога не может быть научно доказано:"! Тогда что?

При абстрактном, умозрительном подходе путь к религиозной вере выглядит так: обращаемый выслушивает аргументы, доказывающие существование всемогущего, всеведущего и всеблагого Бога и обретает веру в него; эта вера порождает надежду на спасение, которая, в свою очередь, определяет смысл его земной жизни. Именно в соответствии с этой логикой обычно и работают атеисты. Они начинают с того, что под ехидными взглядами теологов пытаются доказать не-существование Бога, отсюда дедуцируют вывод о не-существовании загробного мира, а затем - о тщетности надежд на вечное блаженство за гробом. В общем, утешают, как могут.

Я больше тридцати лет глаза в глаза разговаривал с сотнями верующих: и рядовых, и пресвитеров, и проповедников, и людей, с лиц которых еще не сошло потрясение от "пребывания в узах за веру". Я могу сказать как свидетель: вся та нуднятина, которую мы с Вами развели на предыдущих страницах, их совершенно не занимает. К неколебимой вере в существование Творца их приводит совершенно другая логика. Не обсудив ее, мы не можем считать наш с Вами диалог завершенным.

Я не знаю лучшего способа понять эту логику, чем анализ "Исповеди" Л.Н. Толстого. Первый его шаг на пути к Богу - это осознание бессмысленности жизни в ее материалистическом понимании: "Не нынче-завтра придут болезни и смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Так из чего же хлопотать? Как может человек не видеть этого и жить - вот что удивительно! Можно жить, пока пьян жизнью, а как только протрезвишься, то нельзя не видеть, что это только обман, и глупый обман" [5].

"Так из чего же хлопотать?" - вот вопрос, который, по собственному признанию Толстого, едва не довел его до самоубийства. И ответ на него он смог найти только в религии: "Теперь же я был бы и рад откинуть то, что не лезет в здоровую голову, но деваться некуда. На этом вероучении зиждется, или, по крайней мере, неразрывно связано с ним то единое знание смысла жизни, которое открылось мне. Как ни кажется мне дико на мой старый твердый ум, это - одна надежда спасения" [6].

Итак, реально, генетически, человек начинает путь к Богу, даже еще не думая о нем, а пытаясь ответить на основой для себя вопрос: зачем жить? Идея Бога в его сознании вторична по отношению к этому вопросу. В ней - ответ на этот вопрос. Поэтому доказывать верующему, что Бога нет, - это все равно, что говорить мужчине гадости о женщине, без которой тот не может жить: так и по физиономии недолго получить.

В решении основного человеческого вопроса, вопроса о смысле жизни, религия опередила материализм. Здесь уж впору не ей добиваться равных с материализмом прав в дискуссии, а материалисту обосновывать свое право на диалог с теологом. Именно это я и намерен сделать.

Для этого я обращаю Ваше внимание на очередное радикальное изменение метода рассуждения в нашем диалоге: к вопросу об истинности религиозного знания мы движемся уже не от естественно-научных, а от нравственных проблем. Вопрос стоит так:

- либо материалистическая, научно фундированная картина мира, и тогда - бессмысленность жизни,

- либо религиозная картина мира, т.е. Спаситель, творение мира из ничего по слову, и прочее, что "не лезет в здоровую голову", но тогда - "надежда спасения".

Осмысленность жизни или научная картина мира - вот ведь как повернулось дело. У Н.Ф. Федорова есть ошеломившая меня мысль о "торжестве" "нравственного закона над физическою необходимостью" [7]. А что значит "торжество"? Преодоление? В теологии оно именно так и понимается. С этим я согласиться не могу. Для меня нравственный закон действительно торжествует над физической необходимостью, но не противоречит ей.

Для обоснования этого тезиса снова начнем с того, что нас объединяет. В понимании сверхцели человеческого существования расхождений между религией и материализмом нет. Я полностью согласен со следующим утверждением В.С. Соловьева: "И вот настоящий критерий для оценки всех дел и явлений в мире: насколько каждое из них соответствует условиям, необходимым для перерождения смертного и страдающего человека в блаженного сверхчеловека" [8]. Вечное и бесконечное блаженство - это не специфически религиозный, а общечеловеческий идеал. Ни один материалист не отказался бы от него, если бы знал, как его достичь. Расхождения между материализмом и религией заключается в понимании именно методов "перерождения смертного и страдающего человека в блаженного сверхчеловека".

Религия обещает достижение вечного блаженства сразу по окончании земной жизни, причем вполне домашними средствами: "молиться, помогать друг другу и полагать предел чувственным влечениям" [9]. У материалиста эти обещания вызывают примерно те же чувства, что и посулы Н.С. Хрущева построить коммунизм к 1980 году: уж слишком хорошо, чтобы быть правдой.

- Но разве возможен другой путь?

- Сравните среднюю продолжительность жизни в развитых странах в начале прошлого и начале нашего века. В Нидерландах, например, она сегодня составляет 86 лет, а современное качество жизни просто не сопоставимо с тем, что было век назад. Можно ли на этом пути достичь реального, причем блаженного бессмертия?

На основе принципов материализма возможны два ответа на этот вопрос. Первый сформулировал Ф. Энгельс, утверждавший, что природа с такой же необходимостью уничтожит свой высший цвет - человеческое общество, с какой породила его. Нужно сказать со всей определенностью: если Энгельс прав, то цели, а, следовательно, и смысла в существовании человечества с материалистической точки зрения нет. Тогда это "обман и глупый обман".

Самый убедительный аргумент в пользу такого ответа - второе начало термодинамики. Человеческая история - негэнтропийный процесс, который может протекать только за счет усиления энтропийных процессов вокруг себя. Существует реальная возможность того, что человечество "погаснет", как гаснет пожар, уничтоживший вокруг себя все, способное гореть. В веере возможностей, лежащих перед современным человечеством, эта - самая реальная. Именно по ней "звонит колокол" современного экологического кризиса: тот способ прогресса, который сегодня практикует человечество - уничтожение невосполнимых ресурсов, принадлежащих будущим поколениям, - не только безнадежен, но и безнравственен.

Однако негэнтропийная природа жизни человечества не является, по-видимому, неустранимым аргументом против ее бесконечности. Это препятствие преодолимо, если принять высказанную Н.Ф. Федоровым и развитую К.Э. Циолковским идею о неизбежности выхода человечества в космос. Бесконечный прогресс человечества не за счет окружающей его живой природы, а за счет бесконечной же неживой природы - не только принципиально возможное, но и нравственное средство достижения человеческого бессмертия.

Но здесь возникает новая проблема. Абстрактная возможность возникновения в далеком будущем блаженного и бессмертного человечества еще не означает, что современные люди будут тратить свои силы на реализацию этой возможности. У них хватает и своих забот. Что может заставить двигаться к этой цели? Вот вопрос, без ответа на который материализм не может претендовать на равные с религией права в дискуссии о смысле жизни.

Согласимся с Достоевским: "Если Бога нет, то все позволено", иными словами, примем идеализацию: извне материалиста ничто не ограничивает: ни страх Божий, ни мораль, ни законы общества. Сначала такой человек будет делать только то, что доставляет ему удовольствие, т.е. вести себя как гедонист [10]. Гедонизм - это первое слово материализма. Теологи утверждают, что это и последнее его слово. Разберемся.

Рано или поздно гедонист, предоставленный самому себе, лишенный любого воздействия извне, начинает осознавать несопоставимость получаемых им удовольствий со своими ожиданиями. И здесь наступает второй этап в его нравственном саморазвитии, который мы ни в коем случае не должны проглядеть: он начинает использовать иллюзорные источники положительных эмоций. Их разработано великое множество: "В качестве житейской методики, сулящей по меньшей мере суррогат удовлетворения, перед ним открывается возможность бегства в невротическое заболевание, что часто происходит в юном возрасте. Тот, однако, кто обнаруживает крушение своих попыток достичь счастья в более позднем возрасте, находит утешение в получении наслаждения от хронической интоксикации или прибегает к отчаянной попытке восстания, к психозу" [11]. Итак, невротические заболевания, "хроническая интоксикация", революции - это свидетельства, с одной стороны, глобальности проблемы смысла жизни, а, с другой, - ошеломляющей масштабности иллюзорных способов ее решения. Кстати, в их число Фрейд включает и религии: "Религии человечества мы также должны отнести к категории такого рода массового безумия" [12].

Крах и гедонизма, и иллюзорных методик получения удовольствия вынуждает материалиста, по-прежнему не испытывающего никаких воздействий извне, перейти к эвдемонизму. Теологи говорят, что и на этом пути он не находит удовлетворения: "Жизнь ради процесса жизни не удовлетворяет, а разве только на время усыпляет нас: неотвязный вопрос "зачем? для чего?" даже в счастье рождает в нас неутолимую тоску" [13]. Если принять эту посылку, то вывод следует однозначно: настоящее удовлетворение может дать только жизнь во спасение. Но верна ли посылка?

У Сент-Бёва есть афоризм: "Если к сорока годам дом человека не наполняется голосами детей, он наполняется кошмарами". Сравните его со следующим определением человека: "Человек - это животное, любящее своих внуков". В этих двух афоризмах указан один из основных источников счастья в его эвдемонистском понимании. У животных любви к внукам нет. Она - чистое порождение рефлексии, конкретный ответ на вопрос: "Так из чего же хлопотать?". Большинство людей, исчерпав все гедонистские средства приближения своей жизни к идеалу вечного блаженства и не удовлетворившись ими, пытаются дотянуться до этого идеала руками своих детей и внуков. Внуки дальше от них, но ближе к цели, именно поэтому люди обычно любят их больше, чем собственных детей. Конечно, есть и те, для кого "бессмертие в потомках" - жалкая сентиментальная фраза, такой же суррогат действительного бессмертия, как и хроническая интоксикация. Но для большинства это такой же "натуральный" источник счастья, как и гедонистские эмоции [14].

Итак, эвдемонизм - это вовсе не жизнь ради самой жизни. Это в том числе и жизнь ради будущих поколений, ради продления рода. А поскольку без продления рода сверхцель человеческой истории не достижима, это одновременно и шаг к этой сверхцели. Вот Вам часть ответа на вопрос, что может заставить современного человека, у которого "своих хлопот полон рот", трудиться ради блаженного бессмертия человеческого рода.

Но источники счастья в его эвдемонистском понимании не исчерпываются средствами удовлетворения витальных потребностей и продлением рода. Спасаясь от "неутолимой тоски", человек ставит перед собой цели, о которых и сказать-то неудобно: служить людям, человечеству. Конечно, эвдемонизм не может дать полного удовлетворения потребности в вечном блаженстве современному человеку. Но он реально, шаг за шагом приближает человечество к достижению этой сверхцели. На этом пути возможен срыв и в психоз, и в революцию, и в религию. "Здесь нужно, чтоб душа была тверда, здесь страх не должен подавать совета". Впрочем, в груди каждого человека две души - и верующего и материалиста. Непоследовательность спасла человечество.

Итак, могила, "смрад и черви" - это конечный пункт, но не цель жизни материалиста. Цель находится за могилой, во все более долгой и блаженной жизни детей, внуков, правнуков, праправнуков и т.д. Причем тот факт, что без Бога "все позволено", не препятствует, а, скорее, способствует движению к этой цели. Невольник не богомольник. Желание жить ради будущих поколений навязано материалисту не внешней силой, а внутренней логикой его нравственного саморазвития. И это делает его не рабом, пусть даже и Божьим, а свободным человеком.

Следовательно, гедонизм - это логически и исторически первое, но не последнее решение проблемы смысла жизни материализмом. Материалист, которому извне "все дозволено", бежит из этого примитивного состояния под воздействием внутренних причин. Сначала - к "радости в детях", затем и к счастью, доставляемому деятельностью на благо всех людей. Нравственный закон действительно торжествует над физической необходимостью, но в полном согласии с ней.

Подведу итог. Мы сопоставили решение материализмом и религией двух основных мировоззренческих проблем: проблемы познаваемости мира и проблемы его преобразования во благо человечеству. И религия, и материализм признают достижимость обеих целей и расходятся в понимании средств их достижения. Религия утверждает, что уже сегодня располагает этими средствами, а материализм - что для их создания понадобятся века совокупных усилий всего человечества. Ни материалистическое, ни религиозное решение этих двух мировоззренческих проблем сегодня демонстративно доказать невозможно. Это предмет веры. Дело каждого человека - выбирать между ними.

И последнее. Н.В. Тимофеев-Рессовский любил повторять: "К науке нельзя относиться со звериной серьезностью". Нельзя со звериной серьезностью относиться и к диалогу между материалистами и верующими. Но происшедший в нашей стране отказ от этой "серьезности" выродился в "игру в политкорректность", как удачно выразился мой оппонент. Преодолеть обе эти крайности можно лишь в открытой, дружественной и принципиальной дискуссии.

Примечания
1. Иеромонах Вениамин Новик. Смысл жизни в христианском мировоззрении // Смысл жизни. Диалог мировоззрений. Нижний Новгород. 1992.
2. Это, разумеется, не лишает Вас права апеллировать к таким фактам в диалоге с верующими исследователями религии.
3. От этого аргумента один шаг до другого, который я множество раз слышал: докажи, что Бога нет! Не можешь? Значит, Бог есть.
4. Как известно, именно этим занимался платоновский Сократ. Для этой важнейшей гносеологической процедуры у Аристотеля есть специальный термин- "peirastike".
5. Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т.23. М., 1957.
6. Там же.
7. Федоров Н.Ф. Сочинения. М., 1982.
8. Соловьев В.С. Соч. В 2 т. М., 1989.Т. 2.
9. Соловьев В.С. Собр. соч. М., 1884. Т.3.
10. "…Согласно гедонизму целью поведения служат единичные удовольствия... согласно же эвдемонизму конечная цель поведения есть счастье как система жизни, в которой совокупность удовольствий превышает страдания". Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М.1991.
11. Фрейд З. Неудовлетворенность культурой // Мир философии. М., 1991. Т.2.
12. Там же.
13. Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992.
14. Подробнее см.: Левин Г.Д. Causa finflis как критерий рациональности // Рациональность на перепутье. М., 1999.

Г.Д. Левин
____________________________________________________

* Статья является продолжением диалога с коллегой.