Дарвиновская эволюция стала антропогенной

К критике креациониста Х. Яхьи

Недавно мне пришлось познакомиться со статьей в защиту эволюционной теории редактора журнала «Scientific American» (июль 2002 г.) Джона Ренни «Пятнадцать ответов на креационистский вздор» и возражениями ему «Пятнадцать ошибок журнала «Scientific American» креациониста Харуна Яхья (http://www.scienceandapologetics.org/text/178.htm).

Ренни пытается ясно и доходчиво ответить на вопросы теологов, наиболее типичные для их нападок на дарвинизм. Но нельзя требовать от журнальной публикации детальной проработки всех вопросов. Он отвечает тезисно, а тот, кому интересно, может и сам углубиться - было бы желание.

Совсем иное желание у Яхьи. Его длинную и занудную статью читать неинтересно. Уж очень претенциозно она написана. Есть книжечка, изданная на средства католической церкви при содействии католического Института биологических исследований в Ватикане, которая составлена более искусно – с явным расчетом на неосведомленность простого обывателя.

К сожалению, изначально проблема порождена не собственно предметом теории эволюции, а предметом методологии познания вообще и отношением к вопросу о возможности познания и критерии истины. Куда ни глянь - везде политика. В основе любой идеалистической и, в частности, религиозной доктрины - стремление управлять людьми, манипулируя их сознанием. Идеализм на то и идеализм, чтобы не идеи подчинять фактам, а факты - идеям. Более совестливые идеалисты озабочены тем, чтобы их теории хоть как-то сообразовывалась с научными данными. И, например, сегодня уже многие теологи признают эволюцию организмов на Земле. Менее совестливые (те, кому важнее всего свой собственный престиж и карман) навязывают любые фикции, а факты перевирают, и никаких критериев им не надо. И спорить с ними бесполезно.

У материалиста же, хоть с совестью, хоть без, принцип один: критерием истины является практика. Жулик – везде жулик, и бессовестный материалист, разумеется, не лучше бессовестного идеалиста. Но материалист принципиально проверяем. Для порядочного ученого, стоящего на материалистических позициях, всегда существует примат реальности над вымыслом. И все, что создано практического, без чего современный человек попросту не может выжить (современная медицина, фармакология, микробиология, селекция и генетика, генная инженерия, сельское хозяйство и вообще любые биотехнологии) - все это отнюдь не противоречит, а наоборот, подтверждает теорию эволюции. Потому-то подавляющее большинство людей, связанных с производительной сферой, предпочитают доверять Дарвину, а не теологам - сторонникам креационизма. И логика здесь проста. Гипотеза, которая работает и дает полезные результаты или не противоречит им, рано или поздно превращается в полноценную теорию.

А что касается образования новых видов и более крупных таксономических единиц, а также доказательств невозможности современного самозарождения жизни, то здесь нужно понимать масштаб возможностей решения подобных задач и регистрации эволюционных изменений. Ничто не доказывает возможность естественного отбора лучше, чем искусственный отбор, осуществленный человеком. Его результат – одомашненные животные и растения. Видовой уровень эволюции на базе искусственного отбора доказывают те новые виды, которые созданы человеком в результате его хозяйственной деятельности за последние 300 лет, о чем сохранились письменные свидетельства (например, выведение новых форм картофеля, сахарной свеклы, разных сортов, а по существу, новых видов капусты и др.).

Наблюдать естественный отбор воочию трудно, поскольку он протекает очень медленно, а человеческая жизнь коротка. Специальные же эволюционные исследования смогли начаться лишь около 150 лет назад (дарвиновское "Происхождение видов" опубликовано в 1859 г.), но их почти не вели, так как не видели в них практической выгоды. Самостоятельные эволюционные задачи начали ставить лишь во второй половине 20-го века. Но за это время можно было заметить лишь микроэволюционные сдвиги (изменения популяций, формирование экологических и географических рас), как связанные, так и не связанные с влиянием человека. Таких данных за последние 50 лет получено много - на самых разных видах животных и растений.

Между прочим, человек - самый динамичный фактор среды. Более того, вся биосфера в 20-м веке оказалась под его мощным воздействием, и сейчас уже почти невозможно найти в природе такие виды, которые не зависели бы в своей эволюции от его деятельности. Поэтому человек, вольно или невольно, уже давно осуществляет искусственный отбор в глобальном масштабе, который нельзя не рассматривать как глобальный эволюционный процесс.

Тем не менее, прямые доказательства появления новых подвидов, достигающих уровня видовых различий, немногочисленны, и это, как правило, результат антропогенной эволюции. Хрестоматийный пример - бабочка, черная березовая пяденица в Англии, которая эволюционировала в начале 20-го века под влиянием копоти от белой формы к черной; этот пример есть во всех школьных учебниках 10-11-го классов.

То же самое можно сказать и в отношении мутаций. Мутационная изменчивость - основная область генетики, материала тут масса. Но мутация может стать задатком нового признака лишь по истечении длительного исторического времени: в результате смены многих поколений с отбором тех из них, которые обладали данной мутацией, да еще и в том случае, если именно они оказались наиболее жизнеспособными сами и способными не только дать жизнеспособное же потомство, но и передать ему свои преимущества. Людям подметить эволюционный сдвиг трудно не только потому, что для этого у них мало времени, но еще и потому, что любой такой сдвиг происходит очень "трудно", в результате напряженной борьбы за существование между уже существующими формами организмов. Иными словами, отбор - это проверка надежности свойства организма в процессе смены многих поколений в течение достаточно большого времени жизни.

Хотелось бы подчеркнуть именно этот момент, который обычно ускользает от внимания. Трудность и длительность естественных эволюционных изменений в процессе образования новых видов как раз и объясняет, почему мы пока не имеем данных об эволюции видов среди эукариот. Хотя известны новые виды патогенных бактерий и вирусов, эволюционировавших под влиянием лекарственных средств и мутаций. Эти эволюционные сдвиги удалось заметить потому, что прокариоты обладают самой высокой скоростью размножения и смена многих поколений у них происходит за самый короткий период, доступный наблюдению исследователя.

И, наконец, о зарождении жизни. Уже существует большой экспериментальный материал, позволяющий строить достаточно обоснованные гипотезы об эволюции поверхности и атмосферы Земли и происхождении жизни (это и данные палеонтологии, и результаты лабораторного биохимического и геохимического моделирования, и данные, полученные из космоса). Один из важнейших признаков надежной теории - ее системность (в частности, внутренняя и внешняя функциональность). Сегодня из множества гипотез рождается вполне оформленная теория происхождения Жизни на Земле, дающая системные представления о развитии биосферы. И здесь приходится опираться на мнение большинства ученых, которые признают постепенное накопление кислорода в водах мирового океана и атмосфере в результате жизнедеятельности фотосинтезирующих микроорганизмов и появление около 650 млн лет тому назад озонового экрана, который стал мощным стимулом образования многоклеточных. Затем последовала первая взрывная эволюционная волна, которая привела к многообразию водных форм и к первому освоению суши - появлению земноводных и мхов. И далее эволюция проходила неравномерно: всякое глобальное изменение (движения материков, геологические и климатические катаклизмы) провоцировало новую взрывообразную эволюционную волну, которая постепенно затихала в течение десятков и даже сотен миллионов лет. Таким образом, палеонтологическая летопись Земли открывается современному исследователю в остатках неравномерно: в одних слоях можно обнаружить обилие следов древней жизни вымерших видов, а в других они очень редки. Не нужно забывать, что сохранение в природе следов древнейших форм жизни - не закономерное явление, а счастливая случайность. Это происходит лишь тогда, когда складываются уникальные условия, либо консервирующие на миллионы лет остатки живого организма, либо создающие их сверхпрочный слепок.

Невозможность самозарождения жизни в современных условиях подтверждает, что жизнь - это результат напряженной борьбы за существование и естественный отбор наиболее приспособленных форм в течение последних 3-4 млрд лет (полный возраст Земли - около 6 млрд лет). И сейчас этот результат можно видеть повсюду. На земле уже нет пригодного для жизни пространства, которое не было бы заполнено давно существующими живыми организмами. И новое самозарождение жизни невозможно ныне не столько потому, что слишком изменились геохимические и климатические условия Земли, сколько потому, что новый организм, еще не прошедший проверку в процессе смены поколений и потому наименее приспособленный, не сможет тягаться в борьбе за существование с теми, кто уже прошел через это, кто имеет на сегодняшний день наилучшую организацию из всех возможных вариантов, которые могли быть испробованы за это время на Земле. Если бы такой организм возник, он был бы тут же съеден, уничтожен другими, возникшими гораздо раньше и потому гораздо более приспособленными.

Ирина Лаверычева, биолог, член СПб отделения РГО

наверх