От ред. сайта. Это сокращенный текст выступления академика Евгения Борисовича Александрова на заседании СПб отделения РГО 23 октября 2009 г. (после просмотра познавательных фильмов С. Райтбурта «Что такое теория относительности» и «Физика в половине десятого»*).

В первом из показанных нам фильмов было ошибочно сказано, что точнейшие эксперименты показали, что скорость света всегда постоянна. На самом деле этого никто до сих пор так и не доказал. Эйнштейн заявлял это в качестве постулата. Он строил свою теорию, как древние греки геометрию. Из нескольких постулатов далее строится логическая схема, а сами постулаты не обсуждаются. Он произнес три постулата, и во втором говорится, что скорость света не зависит ни от чего, в частности, от скорости источника. Он именно на это напирал — свет, выпущенный движущимся источником, идет с точно такой же скоростью, как если бы источник стоял на месте.

Для физиков-классиков это было, с одной стороны, непонятно, но с другой — понятно. Непонятно, если стоять на корпускулярной точке зрения и говорить, что свет — это порции энергии, которые какой-то источник выплевывает, как пули. А пули приобретают скорость пороховых газов плюс скорость ружья, если оно движется. Но если физик стоит на волновой позиции и считает, что свет — это никакие не кванты, а колебания в упругой среде, то в данном постулате ничего удивительного нет. Вот, скажем, мы издали звук, создали перепад давлений, и он пошел в атмосферу. И далее все определяется свойствами среды, атмосферы, а не тем, кто это звук издал и двигался он сам при этом, или нет.

И далее была введена такая странная гипотетическая среда — светоносный эфир, который заполняет весь мир и обладает такими метафизическими свойствами, что, с одной стороны, не мешает двигаться в нем планетам, как будто между ними пустота, а с другой — несмотря на это, в нем распространяется свет. Кончилось тем, что было сказано, что никакого эфира нет, а есть электромагнитное поле, которое колеблется в среде, и свет тем самым распространяется. И никто так толком и не померял его скорость и не доказал, что она не зависит от скорости источника.

Доказано это было лишь косвенно астрофизиками при наблюдении двойных звезд (т.е. таких, которые крутятся друг относительно друга), путем сравнения скоростей света, испускаемого той звездой, которая идет на нас, и той, которая идет от нас. Это казалось очень убедительным, и долгое время никто больше к этому не возвращался.

А потом нашлись умники, которые сказали, что межзвездное пространство не пустое, а наполнено межзвездным газом, который возбуждается светом и переизлучает его. Так же, как про свет, когда он проникает в стекло, говорят, что он там замедляется, потому что возбуждает местные электроны, а потом с задержкой высвобождает их. Поэтому, если есть преломление, значит, есть вторичное излучение. И если свет пришел от объекта, летящего на нас, но прошел через стекло, то он уже будет иметь скорость, как идущий от неподвижного стекла. И на этом все заглохло, никто таких опытов так и не сделал.

Считалось, что их, по существу, проделали Майкельсон, Морли и Миллер. Но это были очень плохие опыты. Когда Майкельсон в 1907 г. получил свою Нобелевскую премию, ее формулировка была такая: «За прецизионные оптические приборы и за спектроскопические и метрологические исследования, выполненные с их помощью». И в нобелевской речи он сказал: «Да, конечно, опыты с эфиром не ясны, но они дали нам интерферометр», т.е. он считал, что получил премию за этот инструмент, а не за свои опыты. А Эйнштейн утверждал, что вообще не знал об этих опытах и придумал теорию относительности просто так, из головы. Этому можно и поверить, и не поверить, потому что Эйнштейн был человеком амбициозным и очень хотел быть единственным, кто имел отношение к этой теории. А на самом деле у него, конечно, были и предшественники, и компаньоны, и можно назвать 4-5 имен создателей теории относительности. Но надо отдать должное Эйнштейну, что он представил ее в идеальной, готовой, замкнутой форме, в то время как старики рвали на себе волосы и не могли поверить, как такое может быть. А он сказал: «Да я и думать об этом не буду, а просто постулирую три постулата, и все. И ни на кого не ссылаюсь». Он не сослался даже на формулы Лоренца, которые были написаны за 20 лет до того. Правда, Лоренц никогда и не облекал их в такую форму. Он считал, что тело при движении действительно сокращается, а Эйнштейн объявил, что это только видимое относительное сокращение. В одной системе координат тело сокращается, а в другой — нет. Но одно время казалось, что это вообще сплошной обман. Проверить это было невозможно, потому что для этого не было достаточно больших скоростей. Говорили: «Да ну что это — теория относительности? Ну дает поправку в 6-м знаке после запятой, так и что?» Но когда пришла пора ядерной физики, то оказалось, что там все движется с околосветовыми скоростями. И там это так заиграло, что просто ни одного шага без теории относительности сделать нельзя.

Поэтому я считаю, что в системе образования имеется большая недоработка. Когда преподают теорию относительности, то начинают с того, что опыты Майкельсона доказали, что эфирного ветра нет. А они ничего не доказали, а только посеяли сомнения. Знаете, какой результат был у Майкельсона в первом опыте? Речь шла о том, есть ли эфирный ветер, т.е., когда Земля летит по орбите вокруг Солнца, налетает на нее эфир со скоростью ее орбитального движения, или нет. Если налетает, то должен быть некоторый, очень маленький сдвиг полос интерферометра, а если не налетает, то никакого сдвига быть не должно. И вот Майкельсон получил сдвиг, из которого посчитал скорость эфирного ветра. Она у него получилась равной плюс-минус половине скорости движения Земли по орбите, т.е. средне-квадратическая ошибка измерения оказалась равной самой измеренной величине. Вот такая была точность, и тогда Майкельсон объявил: «Ну, наверно, эта скорость - просто нуль», после чего физики еще 50 лет уточняли. Опыты были очень тяжелые, техника была плохая, поэтому чем больше уточняли, тем больше результат становился чувствителен ко всяким помехам. Миллер на этом деле просто с ума сошел. Он до конца жизни был уверен, что открыл эфирный ветер, равный 0,15 от орбитальной скорости Земли. Но учитывать надо движение Земли не только по орбите, но и в мировом пространстве: движение Солнечной системы в Галактике и Галактики во Вселенной. У Миллера эфирный ветер менялся со сменой дня и ночи, и времен года. Но причина этого была просто в том, что показания интерферометра плыли туда-сюда из-за изменений температуры в лаборатории. Такого рода эффекты получаются всегда, и чем медленнее эффект происходит, тем труднее его идентифицировать. Поэтому настоящая физика давно плюнула на все эти опыты, ибо видела, что все последствия предположения, что скорость света не зависит от скорости источника, бесконечно оправданы. Когда, прокладывая тунель для синхрофазотрона, рассчитывают его орбиту по формулам теории относительности, ошибка на 1 км орбиты не превышает 1 мм. Поэтому никаких сомнений в том, что теория верна, нет.

А люди, которые постоянно под нее копают, просто находятся в плену тех учебников, которые всё сводят к экспериментам, проделанным много лет назад и притом с ошибками. Вот, например, находится автор, поднявший журналы Майкельсона и обнаруживший, что у него наврано в два раза. Я проверяю — действительно наврано. Ну и что делать? А ничего, потому что это действительно не имеет никакого значения. Я писал: «Ну, узнаем мы, что Магеллан плыл не так, как считалось, что карта у него была не та. Так что, будем думать, что Земля не круглая?» Так же точно и вопрос о справедливости теории относительности давно не стоит.

Другой вопрос, как ее рассказывать, как приводить к ее мыслям и выводам. Возможно, требуется иная логическая схема. Я не убежден, что вместо трех постулатов Эйнштейна будут другие, например, постулат изотропии пространства. Впрочем, у Эйнштейна это косвенно было. Время от времени такого рода построения возникают, но, как правило, они сопровождаются ошибками в математике, и получаются другие формулы. А как только происходит хотя бы малейшее отклонение от формул Лоренца, тут можно сразу ставить крест, ибо эти формулы верны.

Когда я смотрел второй из представленных нам фильмов, то удивлялся, как циклически возобновляется дискуссия, начало которой положили Бор и Эйнштейн. Их спор, начатый в 1927 г., был чрезвычайно острым и длился более 20 лет, после чего вроде успокоился. Но потом старики просто вымерли, пришло новое поколение, которое снова стало учить квантовую механику и изумляться: «Как же это все согласовать?» И вернулись к спору Бора с Эйнштейном. Только раньше это был один Бор и один Эйнштейн, а теперь по 40 боров и эйнштейнов с каждой стороны. А в последние 20 лет это опять обострилось, и я могу рассказать, чем примерно кончилось. А кончилось тем, что все-таки прав был Бор, устояла его копенгагенская школа. Хотя по-прежнему находятся диссиденты, которые надеются, что в конце концов удастся уличить Бора в том, что квантовая механика не полна.

А разница у Бора и Эйнштейна была такая. Бор говорил, что мы не можем одновременно отвечать на вопросы, какое место занимает предмет и какова скорость его движения. Или одно, или другое. Как только мы пытаемся что-то уточнять, выясняется, что электрон уже не частица, а волна, он уже разъехался во всю комнату и локализовать его можно только с позиции вероятности. Эйнштейну это не нравилось, он считал, что это недостаток теории. Он говорил, что «господь Бог не играет в кости», а квантовая механика трактовала, что волновая функция нематериальна, она есть наше вероятностное предсказание. И с тех пор в этом смысле ничего не изменилось, никаких новых скрытых параметров, которые все время искал Эйнштейн. Он считал, что мы просто недоговариваем, не умеем правильно описать, у нас нет способа.

Что ж, вполне возможно, что когда-нибудь физика придет к другому концептуальному описанию квантовой механики. Но ее формулы останутся те же, что сейчас, это уже абсолютно завоеванная вещь. Так же, как теорема Пифагора, с которой ничего сделать нельзя, можно только, скажем, выводить ее какими-то иными способами. А уравнение Шредингера не выводится, оно угадано. К нему подходят через классические уравнения, через механику Ньютона, и только вводят разные догадки. Может быть, удастся найти более приемлемый для логики способ обучения квантовой механике, но уравнение останется то же самое.

Сейчас положение такое, что нам очень трудно отвечать, как понять, что электрон, с одной стороны, крутится, а с другой — не крутится. Но если ставить чисто физические вопросы, например, я не знаю, что делает электрон в атоме, но хочу знать, сколько фотонов он излучит за такое-то время, то квантовая механика дает совершенно точный количественный ответ. Или вот такой диффракционный эксперимент. Есть две щели, и через них проходит электрон. Спрашивается, через какую щель он прошел, если его описание характеризуется волной, так что он вроде проходил через обе щели. И тут опять начинается спор, частица это или волна. Но если этим не интересоваться, а просто задать вопрос, где же все-таки я за этими двумя щелями найду электрон, то квантовая механика совершенно точно скажет, каков будет правильный ответ.

Я проходил «ломку» квантовой механики примерно в 20 лет. Нам ее в политехническом институте читали очень плохо, поэтому, когда я начал работать, выяснилось, что я в ней ничего не понимаю. А когда стал понимать, то сразу стал отвергать понятие фотона, и меня все время тянуло в классическую механику. Я даже придумал один совершенно замечательный эксперимент, который должен был сказать, что квантовано, а что - нет. У меня была такая промежуточная концепция, что вещество ступенчатое, а излучение — непрерывное (потом оказалось, что это известная «полуклассическая» трактовка). И вот я придумал этот эксперимент и носился с ним, как с писанной торбой, чтобы его поставить, как вдруг прочитал в старом номере «Physical review» статью Паули, который писал, как в последней надежде спасти классическую механику он придумал такой-то опыт. И оказалось, что это тот самый опыт, который придумал я, только он придумал его получше. И он был давно известен, т.е. я опять пошел по кругу, начиная с отцов-основателей квантовой механики. И мой учитель в этой области сказал, как к этому надо относиться: надо не пытаться пройти все муки этих отцов, а просто помнить, что все, что они придумали, - это окончательная истина, это — как таблица умножения, которую надо просто заучить и пользоваться. А что касается понимания, то я, сказал он, отношусь к квантовой механике, как к рецепту в аптеку. Мне написали что-то по латыни, я не знаю что, но знаю, что если сдам этот рецепт в окошко, то мне дадут то, что нужно. И с квантовой механикой точно так же. Я, говорит, не знаю, почему так, но знаю, что написать, и ответ будет точно такой, как я написал.

И вот я болтаюсь в физике уже 50 лет, а в этой области все остается так же. Ее действительно трудно понять, если пытаться применять наше рациональное мышление. Говорят: «формулы знают лучше нас». И надо поражаться, как эти формулы удалось написать.

Квантовая физика дает ответы на все вопросы, которые удается поставить. Но иногда ей ставят взаимно неразрешимые вопросы. Физика говорит: «Не задавайте сразу два несовместных вопроса — или один, или другой». Можете либо смотреть, когда кванты вылезут из атома, либо — какова их энергия, мерить либо то, либо другое. А если и то, и другое, то будет большая неточность. Эйнштейн в это так и не поверил. Не так давно эти разговоры начались снова, но постепенно опять успокоились. Надо сказать, что это небесполезно, ибо такого рода «заныры», как правило, сопровождаются новшествами в экспериментальной технике. Вот спор Бора с Эйнштейном шел в области только воображаемых экспериментов, потому что такие опыты, которые они придумывали, сделать было просто невозможно. А сейчас уже, оказывается, можно. Новая техника, лазерная физика, огромные разрешающие способности. А многие опыты, которые тогда только придумывались, теперь реализуются в натуре, доказывая, что действительно все так и есть. Поэтому сейчас обучаться квантовой механике легче, потому что приходится не только верить разговорам, но и иметь прямые материальные пособия.

Тут говорилось, что атом похож на Солнечную систему. Это очень плодотворная картинка, но неправильная в масштабе. Атом гораздо более пустой. Расстояние от Земли до Солнца и диаметр Солнца имеют отношение примерно 100 к 1. Расстояние же от электрона до ядра атома примерно в миллион раз больше размера ядра. Так что атом совершенно пуст. Именно это дает веществу возможность находиться в таких разных консистенциях: твердой, жидкой, газообразной... А если вогнать электроны в ядро, что и происходит в нейтронных звездах, то можно изменить размеры атома примерно на 6 порядков, а плотность вещества — на 18. А о том, что происходит в «черных дырах», физики стараются не говорить. Каков размер того, во что там сжимается материя, никто не берется даже произносить. Но эти дыры находятся от нас очень далеко, и это та физика, до которой мы на опыте никогда не доберемся.

Еще тут было сказано, что физика будет все время порождать все новые и новые сушности и явления. И здесь я тоже изменил бы преподавание и сказал бы, что физику надо разделять на земную и космическую. В земную я включил бы и все, что происходит в Солнечной системе. Эта физика в общем-то завершена. Не во всех деталях, но основные ее законы известны очень хорошо. С деталями хуже, потому что, скажем, параметры атома водорода просчитаны по квантовой механике с точностью 10-6 , а измерить их сейчас можно уже с точностью 10-15. Так что теория на 9 порядков не угоняется за экспериментом. Тем не менее, с атомом водорода все ясно.

Практическая атомная спектроскопия всегда шла впереди теории. Скажем, для сложного атома мы получаем весь спектр линий, а вот истолковать их, понять, как они образуются, - над этим наука до сих пор ломает голову. В этом смысле загадки физики и вообще природы неисчерпаемы. Количество объектов, находящихся во взаимодействии, скажем, в биологии таково, что поди посчитай. И в этом смысле будущий путь познания поистине неизмерим. Если посмотреть, что делают генетики, то прямо черт знает что. Но они в значительной мере действуют наощуп. Говорят, что овечка Долли — это великая победа, но ведь ее получили только с 300-й попытки. Так что не очень это все получается.

Известно, что в физике есть 4 фундаментальных взаимодействия, и пытаются найти единую теорию, которая охватывала бы их. Да, есть такая амбициозная задача, но ее решение абсолютно ничего не изменит для существующей физики. Ведь объединить эти взаимодействия - это значит выбрать такие физические условия, при которых эти взаимодействия становятся взаимоконкурентными. Скажем, известно, что сильные ядерные взаимодействия обладают чудовищной силой, но на очень близких расстояниях. А самое слабое взаимодействие - гравитация - наоборот, хотя оно тянется через всю Вселенную. Сильным оно становится только для больших объектов. Говорят, что в первые микросекунды Большого взрыва вся Вселенная сидела в одной квантовой капле, и вот там действовала квантовая теория гравитации, и все четыре взаимодействия были примерно одинаковыми. Но потом, когда плотность материи и энергии упала, они развязались. Тогда было больше физических координат, но потом часть свернулась, и сейчас у нас есть 4 не связанные друг с другом координаты: три пространственных и время. Последняя нобелевская премия по этому направлению физики — за теорию электрослабого взаимодействия Вайнберга-Салама, где объединили в единых формулах слабое взаимодействие с электромагнитным. Но что это дало? Абсолютно ничего. Ну предсказали открытие четырех новых частиц, и их действительно удалось открыть на чудовищных коллайдерах, когда довели энергию до значений, близких к началу мироздания. Но в нашем-то мире их нет, потому что это мир связанных систем, состоящий из атомов. Атомы - это то, из чего созданы мы, вся биосфера. И все топливо, кроме ядерного. Но если посмотреть, что происходит при бОльших энергиях, то там уже нет связанных состояний. Там пустыня, где нет ни ядер, ничего, а есть сталкивающиеся частицы, которые при столкновении рождают ливни каких-то неустойчивых новых частиц. Но к нашему миру и бытию они имеют отношение только познавательное. Любознательность ученых не дает им остановиться и требует строить все большие и большие коллайдеры. Но если говорить о нашей жизни, то в ней от этого ничего никогда не изменится, если мы не долетим до черных дыр, где действительно происходит невероятно что. Но мы туда не долетим, потому что это запрещает теория относительности: туда надо лететь бесконечные световые годы. Поэтому я говорю, что новая физика с ее бозонами Хиггса будет говорить нам о том, что было до того, как появились Солнце и другие звезды. Это — для ума. Материального же отражения в нашей жизни это не найдет. Конечно, это очень интересно, но это только область просвещения.

Космофизика сделала за последние десятки лет самый большой скачок за всю историю науки. Это связано в основном с развитием космических аппаратов, прежде всего, с телескопом Хаббл. У нас это не очень популяризируется, потому что это делаем не мы, а американцы. Но главный приток совсем новой физики идет от них. И опять скажу, что наша физика от этого зависеть не будет. Она у нас своя, земная и солнечно-системная, и работы в ней, в объяснении того, как работают сложные системы, - непочатый край, но фундаментально нового, разумеется, больше не осталось.

Меня спросили о взаимоотношениях точной науки и философии. Вообще-то физики не любят философов, потому что очень от них натерпелись. Философы пытались командовать физиками, говорить им, что может быть, а что нет. Но в конце концов им приходилось примиряться с тем, что придумывали физики.

Что касается терминологии в новой физике, то следует учитывать, что при ее создании приходится проектировать на наше обыденное сознание реалии микромира, в котором мы никогда не были и не будем. Так новорожденный пытается проектировать на свое сознание внешний мир, ощупывая все руками. А в новой физике мы ничего пощупать не можем, и нас поражают ее реалии, вылезающие из того, куда мы можем проникнуть только умственно. Приходится с этим мириться. Вместо «волна» и «частица» мы говорим «корпускулярно-волновой дуализм». Так было придумано в 1920 г., так остается и сечас. Ничего лучше не придумано. Физики говорят: «Уравнения знают больше, чем мы». В конце концов, мы еще много чего не знаем. Например, не знаем, что такое гравитация, но знаем, как ее описать. Как придумал Ньютон описывать ее законом обратных квадратов, так с тех пор ничего и не изменилось. Вот сейчас гравитону приписывается спин. Это пока не подтверждено экспериментально, и мы пользуемся формальными описаниями, умалчивая о том, что это означает как сущность.

Что такое масса покоя? Вот если вы едете в поезде и измеряете массу какого-либо вещества, то это и будет масса покоя. При этом то, что поезд едет, а не стоит, не имеет значения. В вашей системе координат это - масса покоя. Есть объекты, которые никогда не бывают в покое, это фотоны, которые могут только двигаться со скоростью света. О них говорят, что у них нет массы покоя. Поэтому физики говорят, что то, что не имеет массы покоя, обязано двигаться со скоростью света. Всякий обычный объект имеет кинетическую и потенциальную энергию, и потенциальная энергия при отсутствии внешних полей — это и есть его масса покоя. Если у вас есть литр воды, то его, в принципе, можно превратить в излучение, т.е. поменять массу на энергию. Это будет гигантская энергия — термоядерная. А если вы с этой водой едете в поезде, то она, кроме того, имеет еще и кинетическую энергию. И если поезд резко тормознет, то ее плеснет в стенку. Если скорость близка к скорости света, то масса этой воды становится бесконечной. В вашей системе координат она все равно будет иметь массу покоя, а для внешнего наблюдателя будет тем тяжелее, чем быстрее движется.

Гипотеза Большого взрыва — это теперешняя наиболее продвинутая гипотетическая модель возникновения Вселенной. Вполне возможны и альтернативные варианты, но они должны согласовываться с результатами наблюдений. А данная модель хорошо привязана к тому, что мы наблюдаем в глубоком космосе.

У нас в питерском Физтехе занимаются эволюцией нейтронных звезд. Это такие поразительные объекты, которые сродни черным дырам. Последние еще недавно считались выдумкой, а сейчас они уже, как говорится, «медицинский факт». Сейчас считается, что в середине каждой галактики есть своя черная дыра. Есть она, и очень большая, и в нашей галактике. Ее вес равен весу примерно 10 млн Солнц, и она все время пожирает из окружающего космоса все новую массу.

Интересуетесь моим мнением о Н.А. Козыреве? Есть такая английская энциклопедия «Русские физики в XX веке». О Козыреве там сказано примерно следующее: «Известен тем, что обнаружил выход паров серы из кратера на Луне, однако этот результат никогда не был подтвержден». Астрономы Симеизской обсерватории говорили мне: «Странно, мы смотрим на Луну каждый день, снимаем спектры, и ничего нет. А приезжает Козырев, снимает спектр, и там сера. Уезжает, опять ничего нет». Он был человек безумно амбициозный и хотел прославиться в области полного переворота науки. Я подозреваю, что свое открытие на Луне он сфальсифицировал. Оно никогда не подтверждалось. Я был ведущим семинара, на котором он рассказывал поразительные чудеса, и я должен был их комментировать. И я сказал, что то, что он называет теорией, - не теория, а некое озарение, которое надо подтверждать экспериментом: «Те Ваши эксперименты, которые я видел, совершенно не убедительны». И когда мы стали обсуждать его эксперименты, он стал уходить от разговора.

Приведу совершенно скандальный пример. Я пытался его опубликовать, но мне отказали, потому что «это все-таки такая культовая фигура»; о нем время от времени говорят, что это наша слава. А история была вот какая. Я пришел к нему в Пулково по его приглашению перед тем, как выставлять его доклад на большой семинар. А перед этим в газете «Социалистическая индустрия» была опубликована совершенно чудовищная развесистая статья о его научных заслугах, где были, кроме перехода времени в энергию, и другие совершенно поразительные турусы на колесах. Например, было сказано, что скорость света не есть ограниченная величина, поэтому можно заглядывать в будущее. С этих позиций объяснялись ясновидение, предсказания, воскрешение мертвых, все, что угодно. Прочитав эту статью, ученая общественность в нашем институте сказала: «Ах, мы хотим слушать Козырева». Меня вызвал зам. директора по научной части и говорит: «Вы ведете семинар, и вот хотят его послушать». Я отвечаю: «Это чушь — то, что здесь написано». «Нет, - говорит, - научная общественность требует. Поезжайте к Козыреву, посмотрите, а потом устройте диспут с ним». Ничего себе! Ну вот я и поехал. И убедился, что процесс распада личности Козырева как ученого зашел очень далеко. Он нес абсолютную ахинею. Например, у него был некий замечательный инструмент, с помощью которого он улавливал причинно-следственные потоки. Это называлось «несимметричный маятник». На нити от дамских чулок (он подчеркивал это) подвешивалась соломинка, на один конец которой было накручено несколько витков проволоки, так что центр тяжести был смещен к одной стороне. И вот она подвешивалась за центр тяжести горизонтально и помещалась в большую банку из-под селедки. А сверху банка накрывалась оргстеклом с дыркой для пропуска нитки, так что можно было, глядя сверху, видеть, как соломинка там свободно висит. Она была чрезвычайно чувствительным инструментом, потому что все время как-то бродила туда-сюда. И вот Козырев говорит, что если человек решает в уме какую-нибудь задачу, то вокруг него концентрируется причинно-следственное поле, и стрелка поворачивается. А если растворить в стакане кусок сахара, то она отреагирует и на это событие. Поэтому, когда что-то происходит на Луне, то это мгновенно отражается здесь, поскольку молниеносно проходит через вакуум. Я посмотрел и сразу определил, что здесь происходит конвекция: если с одной стороны банки температура на 0,1 градуса выше, чем с другой, то начинается еле заметный воздушный поток, и поскольку один конец стрелки длинее другого, то она это замечает и поворачивается. Я ему сразу об этом сказал: «Вот я подношу к банке теплую руку, и стрелка пошла». «Нет, - отвечает, - я ее надежно защищаю, ставя вокруг несколько книг, которые все полностью изолируют». «А Вы, говорю, попробуйте откачать из банки воздух». И он с хорошо поставленными театральными интонациями отвечает: «А это интересная мысль. Мы попробуем, это имеет смысл сделать. Но я не думаю...» И тут человек, молча сидевший в углу на корточках, скрипучим голосом сказал: «Да делали уже, откачивали. Не работает». Я посмотрел на Козырева и увидел, как он вдруг сгорбился. И совсем другим голосом сказал: «Ну, судите сами, зачем мне прибор, который ничего не показывает». Это был самообман. Он очень любил выступать в Домах культуры и потом говорил: «Передо мной выступали сестры Федоровы**, но я их затмил».

В советские времена был такой физик И.Л. Герловин. Наука тогда была в большой чести, и он был вхож в Ленинградский обком партии, через который получал какие-то удивительные должности. И на этих должностях руководил молодыми людьми, которые делали по его заданию какие-то странные расчеты на ЭВМ. Потом возникали скандалы, когда эта молодежь говорила, что он сфальсифицировал расчеты, указав не то, что в них было получено. А он говорил им: «Да я вас всех с кашей съем», время от времени хвастаясь своими связями с КГБ. Публиковал поразительные книги, что можно было делать только по огромному блату, и у него это как-то получалось. Он объявлял, что создал единую теорию материи и предсказал все фундаментальные константы (их легко предсказывать, когда уже знаешь, чему они равны). В общем, это был махровый авантюрист. Я даже не понимаю, что им двигало, потому что никаких денег ему за это не давали.

Иное дело - наш современник В.И. Петрик. У этого деньги огромные. По своей мощи, административным возможностям он сравним с Лысенко. В науке он ничего толком не понимает, манипулирует тайными рабами, на которых никогда не ссылается и выдает все за свое. Иногда с помощью высоких государственных покровителей предъявляет плоды «своей» работы нашим академикам, и те начинают послушно говорить: «Да, то, что нам показали, - это просто-таки чудеса, это что-то невиданное». Но наш Физтех отказался ехать к Петрику. Ученый совет долго обсуждал, и все сказали: «Не поедем, потому что только вляпаемся в грязь». А московские академики-химики во главе с вице-президентом РАН поехали, и все поют ему осанну. Это можно видеть на сайтах в Интернете. И я думаю, этот вопрос всплывет на следующем Общем собрании РАН.

Евгений Александров

* См. http://www.etudes.ru/ru/forums/topic.php?post=4521#post4521

** Весьма популярный в то время певческий коллектив