Я бы, возможно, и не стал возвращаться* к этому вопросу, если бы не попал под огонь критики отдельных членов Клуба научных журналистов при молчаливом согласии (или это было столь знакомое нам равнодушие?) других. Т.е. это, похоже, была профессиональная оценка, как я убежден, высоко социально значимой и влиятельной группы людей, пишущих о науке. Значит, это типичная позиция?

В основном со мною полемизировал Максим Борисов**, человек, несомненно, умный, активный и порядочный, но упрощающий вопросы этики, на мой взгляд, просто удручающе. Поэтому я и решил вернуться к этой теме, тем более что преподавание этики в школе подняли на государственную высоту (хотя, что это за «высота» и чтo реально «подняли», – вопрос другой).

К сожалению, в отличие от М. Борисова, я со многим в его заметке не могу согласиться. Огорчает уже то, что он милостиво разрешает («можно») изучать этику, и быть может преподавать, но только «тем, кто этим заинтересуется». Пренебрежительность тона пишущего может оправдать лишь то, что он не ведает, о чем пишет (верующий назвал бы это «грехом неведения»).

Но, вместе с тем, соглашусь с автором в том, что между моральным или просто порядочным человеком, с одной стороны, и этиком, специалистом в области морали – с другой, могут быть, а могут и не быть «стыковки». Профессор этики может быть отменным подлецом, а неграмотная бабушка может быть милейшим человеком. Но к какому выводу подталкивает Борисов? К самому банальному: можно быть моральным и без знания этики, т.е. этически неграмотным человеком. Применительно к нашему времени такое суждение – уже глубокое заблуждение. Во-первых, эта «бабушка» может быть доброй, но наивной, и ее доброта хороша только в банальных ситуациях (или была хороша в патриархальное время – время всеобщей неграмотности, примитивизма и однообразия крестьянской жизни). Во-вторых, ее доброта может быть реально зрелой практически только в одном случае: при наличии сильно выраженного этического потенциала (врожденного интереса к моральным вопросам) и огромного жизненного опыта, пропущенного через мысль, разум. То есть и здесь без разума и опыта (и разве не на этом же стоит наука?) опять никуда.

Но к мысли о том, что «порой самые простые и необразованные люди так прекрасно воспитывают своих детей, что за них им уже никогда не приходится краснеть. А у иных профессоров философии или этики (есть ли такие, не знаю) дети – свиньи», можно подойти и с другой стороны. Мне «собственноушно» приходилось слышать от проф. Питера Хеара, декана факультета философии одного из американских университетов (SUNY в Буффало), что проводимые в их стране социологические опросы устойчиво показывают: чем выше уровень образованности в семье, тем она благополучнее – выше доход, меньше болезней, меньше разводов, меньше нарушений закона, выше продолжительность жизни, выше самооценка, словом, такие семьи счастливее. Не думаю, что они таковы лишь в силу изучения математики или биологии. А чтобы знать, кто в России находится на социальном дне, и к гадалке ходить не надо. Там далеко не одни только сынки профессоров философии или этики (повторю вслед за М. Борисовым неудачно им сказанное – «есть ли такие, не знаю»), а люди в основном необразованные, деградировавшие физически, психологически и морально. И разве часть вины за это не лежит на этической нищете образования и научной журналистике, которая шарахается от обсуждения вопросов этического образования (которое, добавлю, должно быть максимально научным)?

Откуда же проистекает та легкость и высокомерие, с которой мы судим о морали или этике? Прежде всего – из «простоты» правил морали. Они кажутся самоочевидными. Но так кажется только с первого взгляда. Действительно, некоторые из норм морали так и называются – простыми. Но в целом такие нормы элементарны, и на них далеко не уедешь. Вместе с тем эта простота – результат многотысячелетнего опыта практических отношений между людьми, сложнейшего процесса чередования опыта и ошибок, изменения условий существования людей и т.д. Мораль всегда была, есть и будет сугубо практичной, а не теоретичной. Поэтому изначально в ее основе как знании был принцип: делай как я, подкрепляемый физическим или религиозным принуждением. Практичность преобладала и на заре математики (как было насчет подкреплений – не знаю, возможно, так же) и только потом в ней начала царствовать свобода мысли, хотя и обрамленная самой строгой логикой). Насколько я понимаю, египетская математика была приблизительно такой, т.е. практичной. Но математике повезло, поскольку она быстро стала предметом логического, рационального анализа, в ходе которого стали открываться всеобщие законы математики (особенно ярок здесь опыт Древней Греции). Морали повезло меньше, поскольку, кстати, в той же культуре, были обнаружены разные моральные коды даже в различных древнегреческих полисах, не говоря уже о «дальнем зарубежье». Это породило софистов и киников (циников). Во-вторых, моральные нормы оказались жестче привязаны к богам, чем математическое знание, поскольку в них выражались большие, собственно человеческие смыслы, близкие и «понятные» любому: добро и зло, справедливость и несправедливость, счастье и несчастье, жизнь и смерть (последние – предельные ценности, хотя строго научно это понять до сих пор трудно). Так случилось по многим причинам, в том числе и потому, что в сфере морали действует не объект, а такое сложное существо, как человек, который в моральной ситуации всегда оказывается и субъектом, и объектом одновременно.

В естественных науках все обстояло проще. Но так было до примерно рубежа XIX – XX вв. Сегодня далеко не случайно много говорят о моральной, социальной, экологической ответственности ученых. Само время предупреждает, что нужно забыть о «внеэтичности» и «внеморальности» ученого, что наступило время императива: человек, независимо от того «физик» он или «лирик», должен быть этически грамотным!

В отличие от математики и других естественных наук, при анализе морального/аморального поведения невозможно идеализировать объекты и абстрагироваться от практики повседневности. Точнее говоря, как только моральное идеализировалось и приобретало абстрактные формы, оно тут же улетало на небо или в иную трансцендентную сферу, стремясь к тому, чтобы стать Богом. Но были и исключения. Думаю, что Сократа отравили, в том числе и потому, что он тяготел ставить Добро выше Бога.

Тем не менее, постепенно мораль как реальная сфера человеческого существования становилась предметом сначала рационального, а потом и строго научного исторического, социологического и логического анализа. Стало ясно, что мораль – это такая область сознания и практики, на которую не только можно, но и нужно распространять методы современного научного исследования. Сегодня через этическое образование и этический рост людей происходит новая встреча нравственного чувства и мотива с разумом и наукой. И это крайне важно, поскольку на наших глазах все более стремительно возникают новые коды поведения, стили жизни, новые нравственные ценности и проблемы, требующие непрекращающегося научного осмысления и обсуждения. Эвтаназия, самоубийство, репродуктивные проблемы, клонирование, аборты, контроль рождаемости, практическое бессмертие, толерантность, мультикультурализм и глобализм, свобода совести, клерикализм и секуляризм, социальная необходимость и свобода частной жизни… Это только те касающиеся всех вопросы, которые лежат на поверхности. К ним можно добавить и многие другие. Ясно только одно – без научного подхода и этической грамотности обсуждать их просто бессмысленно.

Пытаясь объяснить равнодушие общества*** к этическому образованию, невольно обращаешься к психологии отношения к морали. Наша трудная отечественная история не оставляла нам возможности думать о морали. Больше думали о биологическом выживании. Это только наши гении литературы «воспевали» высокие добродетели, то, до чего не доходил ум нашего «народа-богоносца», едва ли ни самого терпеливого, жалостливого, покорного (хотя и буйного иногда) народа. Какая мораль у задавленного государством и судьбой человека? Ведь из нее, как и из «спасибо», шубы не сошьешь и в карман ее не положишь. Но на практике морального/аморального не избежать. Отсюда в жизни – одно, в голове – противоположное, т.е. по факту из сферы моральных отношений не выскочить, но можно вместе с тем и презирать мораль, бояться говорить и даже думать о ней.

Другая сторона психологии отношений к морали – в ее особенности как практики. Подавляющее число моментально совершаемых нами моральных (или аморальных) поступков проходит на автомате, как бы и вне разума, т.е. на привычке. Но именно в силу того, что они, во-первых, элементарны и несут в себе опыт бесчисленных поколений людей и нашего житейского опыта, а, во-вторых, совершаются в доли секунды, то нам и в голову не приходит, что мы думаем, находимся в моральной ситуации выбора, решаем вопросы нравственного свойства. Мы здесь действуем в автоматическом моральном/аморальном режиме, примерно в таком, как при совершении простейших – в пределах десяти – арифметических действий. На таком уровне действия немыслимо представить себе, что есть (и нужна) наука о таких поступках – этика. Но как только возникает сложная и особо значимая практическая проблема, то так же мгновенно обнаруживается наша этическая безграмотность. Мы потеряны, мы беспомощны, мы бежим сломя голову к кому угодно, чтобы кто-то за нас принял правильное решение. А куда деваться, если я и впрямь невежда в этих делах? (Ситуация, похожая на случаи юридического невежества с той лишь разницей, что в праве можно «отключиться» и поручить вести дело адвокату, а в морали ты и никто другой принимаешь решения и отвечаешь за все.)

Вот, повторюсь, и получается, что простая, элементарная мораль так глубоко и естественно входит в ткань наших отношений, что, кажется, и нет ее вовсе, а есть поведение человека, «интуитивно» знающего, как правильно поступать в том или ином случае. Поэтому и говорит М. Борисов: «зачем вымучивать на пустом месте то, чего нет», «это будет потерей времени и сил». Тогда, значит, нам и дальше нужно жить на моральных авось, на «окказионализме», учась этике на всяких оказиях. Тогда давайте и дальше удивлять всю европейскую цивилизации, частью которой быть все-таки хочется, что у нас вполне особенная, не этическая и не моральная стать. Зато есть атомная бомба, нефть, газ, огромная территория, столь же огромный размах коррупции и пышные цветы шарлатанства, фальши и лжи.

И давайте по своей девственной простоте и дальше считать, что «этике, как правило, и “учат” даже лучше всего дилетанты».

___________________________________________

* См. http://humanism.su/ru/articles.phtml?num=000781

** http://humanism.su/ru/articles.phtml?num=000786

*** Но не подавляющего большинства родителей школьников! Их инстинкт безошибочно говорит им о жизненном значении морали для ребенка. Вместе с тем этот же инстинкт ясно указывает на проточеловеческие корни морали, связанные с любовью и заботой матери о своем детеныше. Мать естественно желает ему отвечать тем же, быть добрым, справедливым, заботливым и т.д. Естественность морали дает все основания назвать этику естествознанием о человеке, т.е. о природе человека, в котором есть не только гены, скелет и т.п., но и качество, способность, свойство различать между добром и злом, хотеть быть на стороне первого, как бы оно ни понималось. Другими естественными науками о человеке как Homo sapiens являются логика, психология, когнитивные науки, право и даже та философия, которая признает естественность (а не сверхъестественность) человека.

Валерий Кувакин